Участники

ЭССЕ ПО КАРТИНЕ К.С. ПЕТРОВА-ВОДКИНА «УТРЕННИЙ НАТЮРМОРТ» Павловой Марии, 16 лет Очень часто, подглядывая за жизнью другого человека, зрителю свойственно делать однозначные выводы, ссылаясь на своё восприятие и доверяя тому, что было увидено в конкретный момент времени. Мы смотрим на предметы в картине, расположенные в определённом порядке, и, воспринимая иллюзию формы и объёма на плоскости, думаем, что знаем всё о «портретируемых» вещах. Но так ли это? На самом деле на глади холста художник через символические предметы отражает свой сокровенный внутренний мир. От этого значимость картины-символа только утверждается в своей бесконечности и бесценности. «Натюрморты — это скрипичные этюды, которые я должен делать раньше, чем приступлю к концерту», – так Кузьма Сергеевич отзывался о «предметной» жизни на плоскости. Для него данный жанр был экзерсисом («упражнением») для более масштабной по своему замыслу, символике и размеру картины. Но даже такой «скрипичный этюд» для большого полотна выходил у Петрова-Водкина как целостное, монументальное по своей жизни полотно, несущее в себе до щемящей боли глубокое переживание и скрытый смысл. «Утренний натюрморт» Кузьмы Сергеевича дышит свежестью: слышится мягкий ветер, слегка покачивающий колокольчики в небольшой вазочке; начищенный до блеска чайник; стакан сладкого чая; яйца, сверкающие подобно жемчугу на барочных полотнах Вермеера... Петров-Водкин свободно владел пространством плоскости и цветом в своих картинах, разрушая устоявшиеся принципы академической живописи. Плоскость натюрморта наклонена, это видно на расстоянии. Предметы сейчас скатятся в правый угол осинового стола, розоватого в лучах утреннего солнца. Об этом говорит скользящее, просыпающееся блюдце, на котором восседает гранёный стакан, несгибаемый начищенный чайник, никелевый фонарик, стеклянная банка, выполняющая роль вазочки, яйца, уже катящиеся, но словно заколдованные кистью художника. Точка зрения на предметы в композиции – одновременно и сверху вниз, и сбоку, как будто зритель стоит над натюрмортом. Рыжая собака, сидящая перед столом, ожидая от хозяина куска хлеба, смотрит сквозящим взглядом. Кузьма Сергеевич отказался от больших и ярких теней, изображая раннее летнее утро. Натюрморт написан где-то на даче, стол стоит под открытым небом, и видно, что утренний свет заполняет полотно. Тени от предметов кажутся тёплыми при лёгком холодном свете в облачную погоду. Но эти запахи, ощущения начала тёплого летнего беспечного дня только на расстоянии. А если мы подойдем поближе… Подойдя ближе, мы увидим дату – 1918 год. Время гражданской войны в России, когда в стране происходил разлом и рушились вековые устои. Но полевые цветы, беззаботно и непричастно, покачиваются на мягком ветру, говоря нам о неизменности вечного круговорота вещей и явлений. Эрнест Хемингуэй, воевавший и видевший жестокое лицо войны, говорил: «...земля, в конце концов, выветривается, и пыль улетает с ветром, все её люди умирают, исчезают бесследно, кроме тех, кто занимается искусством. Экономика тысячелетней давности кажется нам наивной, а произведения искусства живут вечно…». Так и «Утренний натюрморт» русского художника К.С Петрова-Водкина с видом скромного завтрака, созданный в тревожные годы, обладает удивительной притягательностью. Особенностью этой притягательности является синтез образов незамысловатых предметов, живописной техники и композиционного решения картины. Композиция натюрморта нестабильна, динамична. Несмотря на то, что это «мёртвая натура», полотно живёт, дышит и заставляет всем своим существом волноваться зрителя. На полотне мы наблюдаем символическую жизнь предметов, раскрывающих мироощущение автора, наполненное простотой и ясностью бытия, передающих ценности духовной жизни человека.

ЭССЕ ПО КАРТИНЕ С.Ю. ЖУКОВСКОГО «ИНТЕРЬЕР КОМНАТЫ» Злобиной Александры, 14 лет «Я большой любитель старины, в особенности пушкинского времени…» С.Ю. Жуковский. В последней трети 19-го века в России возникает объединение художников-передвижников. Новаторство художников заключалось в том, что отделившись от Императорской Академии художеств, живописцы организовывали свои передвижные выставки, ведя просветительскую деятельность. Главным стилем в творчестве художников стал реализм. Многие художники передвижных выставок писали пейзажи, утверждая этим любовь к своей родной земле в жанре, который некогда считался «низким жанром». Передвижники обладали удивительной способностью создавать особенное настроение, атмосферу полотна. Как, например, Архип Иванович Куинджи, поражающий необычным светом своих картин, или же Исаак Ильич Левитан – мастер «пейзажа настроения». Одним из таких художников был ученик Левитана – Станислав Юлианович Жуковский, выдающийся российский художник белорусско-польского происхождения. Родился он в семье аристократа, учился в Белостокском реальном училище, но затем, вопреки воле отца, Жуковский едет в Москву обучаться живописи и, окончив Московское училище живописи, ваяния и зодчества, начинает участвовать в выставках передвижников. Интересен тот факт, что даже когда Станислав Жуковский стал известным художником, отец, всё ещё обиженный самовольным решением сына, продолжал с насмешкой называть его «маляр». Жуковский участвовал в выставках художников разных направлений и объединений: Товарищества передвижных художественных выставок, Союза русских художников, «Мира искусства». Постепенно по своему стилю он становится близок к творчеству художников импрессионистического направления, которых называют «русскими импрессионистами». Само понятие «русский импрессионизм» — условное название произведений русских художников конца 19 - начала 20 веков, в которых сказалось воздействие творчества французских импрессионистов. К ним можно отнести работы К.А. Коровина, В.А. Серова, И.Э. Грабаря, А.И. Куинджи. А.Е. Архипова и др. Надо отметить, что импрессионизмом «переболели» многие русские живописцы, стремясь светом и цветом передавать в своих картинах настроение, состояние природы, а главное – состояние души. Частичку своей души вкладывал в каждую работу и Станислав Юлианович Жуковский. Художника называли певцом русской усадьбы. Есть более тридцати картин кисти мастера с изображением интерьеров и террас. Свои работы Жуковский писал с натуры за один-два сеанса, воплощая в них красоту ушедшей жизни. Часто пространства его комнат залиты солнечным светом и теплом, распахнуты двери и окна, открывающие вид на окружающий ландшафт. Одной из таких его картин является «Интерьер комнаты», написанный в 1920-х годах, который я выбрала для описания характера, жизни предметов. Сама картина представляет собой изображение дамской комнаты. Её убранство составляют: трюмо с полочками, заставленными синеватыми стеклянными флаконами, вероятно, с духами, на небольшую полочку постелена кружевная салфетка; мягкий стул с зелёной обивкой; круглый столик, покрытый скатертью, на котором стоит ваза с сиренью. В нижнем правом углу картины изображён небольшой комод с фарфоровыми чайными парами и чайником. Дополняют интерьер окно и портрет немолодой женщины, вероятно, владелицы дома. Этот интерьер комнаты дворянской усадьбы – возвращение в аристократическое прошлое художника. Пространство комнаты наполнено жизнью, светом и воздухом. И каждая вещь, написанная с любовью, несёт свое настроение и имеет свой характер. Старинное трюмо красно-коричневого цвета выполнено из ценной породы древесины. Его зеркало и нижние ящички украшены бронзовыми вставками в виде золотистых узоров и ажурными ручками. Такое изделие являлось атрибутом роскоши и признаком зажиточности хозяев. Его вид дарит ощущение тепла и уюта, также есть ощущение того, что предмет старинной мебели наполнен тайнами и историей этой усадьбы. Одним из главных «героев» картины является окно с белоснежной рамой, большое и распахнутое настежь, через которое в комнату льётся солнечный свет, скользит яркими пятнами по предметам и пёстрому ковру на полу. В углу окна расположена лёгкая кружевная занавеска молочного цвета, колышущаяся под малейшим дуновением тёплого ветра. А за окном зрителю открывается чудный вид на голубые дали русских полей и белые облака в чистом небе, тающие в солнечной дымке ясного июньского дня. Повсюду в комнате стоят изящные вазы и кувшины с букетами свежей сирени: на маленьком столике под женским портретом, на полке чудесного трюмо, на подоконнике открытого окна. В найденных мною источниках написано, что на языке цветов фиолетовая сирень — символ первой любви. Аромат вечной весны заполняет комнату. Цветы в вазах в самом расцвете своей благоуханной красоты. Заливающий их солнечный свет только подчёркивает нежность и трепетность лилово-розовых гроздьев в букете. Над столиком с букетом висит женский портрет в золочёной раме, и я могу предположить, что это портрет хозяйки старинной усадьбы. Мы ничего о ней не знаем, но предметы в комнате говорят о её характере. Возможно, она такая же нежная и утончённая, как лёгкое кружево занавески, с юной душой, распахнутой навстречу цветущему саду. Её комната выглядит очень уютной и тёплой. Весь интерьер построен на соотношении оттенков бордово-коричневого цвета с изумрудно-зелёными цветами стен и стула и в контрасте с видом белоснежного, залитого солнечным светом окна. Солнечные лучи, проникающие в комнату, вольный пейзаж за окном говорят о торжестве и радости жизни, полной гармонии. Художник, чья жизнь оборвалась в нацистском концлагере, всю свою жизнь писал картины, полные жизнеутверждающей силы добра, любви и красоты жизни.

"Натюрморт с вербой" Автором прекрасной картины "Натюрморт с вербой" является Афонина Таисия Кирилловна. Родилась будущая художница 13 мая 1913 года в городке Николаев в Российской империи. Она являлась советским художником, графиком и живописцем. Также состояла в Санкт-Петербургском Союзе художников. Вот сейчас, немного познакомив вас с автором, я могу приступить к рассказу о картине. Для начала стоит сказать, что работа написана на холсте маслом. Работа действительно выглядит очень живо. Изображён стол, скорее всего, с лежащей на нем белой и словно светящейся, переливающейся на свету скатертью. На ней мы видим основной предмет натюрморта, на котором сконцентрировано все внимание художницы - лаконично вписанная в окружение ваза с ветками вербы. Почки на ветках, словно уже почти распустились! Рядом на столе стоит глянцевый, возможно металлический поднос, на котором располагаются чайник, в котором отражается всё, что находится на столе. Благодаря этому он смотрится невероятно переливающимся и действительно словно ожившим. Рядом на этом же подносе с чайником находится древесного, смолянистого цвета кружка с крышкой. Она, как и все предметы, очень красиво отражается на чайнике. На ней огромное количество бликов в какой-то степени лимонных оттенков и светло- голубых. Всё очень сильно переливается и блестит. На дальнем плане можно заметь ещё один маленький стеклянный стаканчик с фиолетово-сиреневого оттенка цветами. Возможно это сирень. Она вместе с ветками вербы словно символизирует приход весны, её свежесть и новизну. Этот маленький букетик, на первый взгляд, не бросается в глаза и не привлекает внимание, но как только посмотришь на него уже сложно оторвать от него взгляд, он кажется очень ярким. Рядом с подносом находится маленькое стеклянное блюдце, в котором располагается чайная ложка. Эти предметы так же, как и остальные, играют на свету. На переднем плане две чашки, стоящие друг в друге. Они являются, пожалуй, самыми тёмными во всём натюрморте. Их сиренево-синий цвет очень выделяется. На чашках и блюдце видна золотистая каёмка, подчёркивающая их форму. Невероятно прослеживаются в какой-то степени "рельефы" на блюдце. Теперь мы можем перевести свой взгляд на следующую составляющую натюрморта. Там стеклянная тарелка, возможно блюдце. Рядом с ним несколько ножей, которые сверкают на свету и бликуют своими рукоятками. За стеклянной тарелкой виднеется еле заметная белая чашка на блюдце. Поскольку не является главной, она почти не выделяется, и очень хорошо вписывается в светлое окружение. Всю работу, конечно, дополняет лёгкая и воздушная занавеска. Без неё картина была бы уже не такой. Поскольку мы уже ознакомились подробно с тем, что изображено на картине, можно сказать, что в любом натюрморте все предметы должны гармонировать. Грубо говоря, один предмет, по-моему мнению, не может существовать без другого, вернее может, но его ничего не будет дополнять. Он будет словно пустым. Именно поэтому составление натюрморта является очень ответственной задачей. Натюрморт это что-то вроде своеобразной башенки, убрать одну составляющую и всё разрушится. Также не могу не заметить, что в работе превосходно передана материальность всех присутствующих на ней предметов. Обилие стеклянных блюдец, чашек, стаканов замечательно передают лёгкую атмосферу. Эта картина определённо вызывает прекрасные, лёгкие чувства. Настроение меняется, становится лучше, когда рассматриваешь работу!

Эссе по картине «Интерьер комнаты», С. Ю. Жуковский Картина "Интерьер комнаты" написана одним из ведущих пейзажистов дореволюционной России начала XX столетия - Станиславом Юлиановичем Жуковским, оставившего после себя великое творческое наследие. Станислав Юлианович родился в 1873 году, в семье польского аристократа, лишенного владений и дворянских прав за участие в антирусском восстании 1863 года. Своё детство будущий художник провёл в родовом имении отца. Учился в Варшавской классической гимназии, а после в реальном училище в Белостоке. Там получил первые навыки рисования под руководством С. Н. Южанина. В 1892 году, против воли отца, художник отправился в Москву учиться живописи. Впоследствии Жуковский стал весьма талантливым учеником и наследником И. И. Левитана. Особенно хорошо влияние учителя прослеживается в раннем творчестве художника. Жуковский писал пейзажи прямо с натуры, предпочитая яркие насыщенные цвета. Художник уделял огромное внимание свету. Но этюды и некую незаконченность в работе художник избегал. Основными мотивами его картин стали старинные усадебные парки, интерьеры с распахнутыми в парк окнами и дверями. Художник с пристальной внимательностью изучал природу. В особенности по душе ему была природа родного края. После небольшого знакомства с художником и его творчеством, можно более подробно рассмотреть работу выдающегося мастера кисти, картину "Интерьер комнаты". На переднем плане композиции изображена часть небольшой тумбочки, уходящей в тень. Её столешница отражает голубое небо на своей гладкой, глянцевой поверхности. На ней расположена кухонная утварь, старающаяся уловить приглушенный свет. Особого внимания не привлекает. В центре осязаемой нами части комнаты стоит, развернувшись полубоком деревянный стул. На его сиденье падает яркий луч солнечного света, оставивший яркое пятно бирюзово-зелёного цвета на его сиденье. Луч солнца также проскользнул по массивному комоду, оставив на нём яркие солнечные пятна. Именно из-за них комод одним из первых бросается в глаза. Рядом стоит маленький, круглый столик, который также, как и комод ловит подающие лучи. Он покрыт нежно-розовой скатертью, которая как бы дробиться, "ломиться" из-за разнообразия цветовых пятен. На ней расположилась стеклянная ваза с пышным букетом цветов. Цветы написаны совокупностью динамичных, экспрессивных мазков, которые играют свою роль в создании определенного ритма картины. Далее наш взгляд перетекает на глухую стену. Но в руках мастера она оживилась мазками различных изумрудных, зелёных и синеватых оттенков. Одним из главных составляющих произведения является большое открытое настежь окно. Оно выглядит довольно простым, но в этом и есть его привлекательность. Оно играет важную роль связующего звена между интерьером и пейзажем, открывая нам тёплый летний день с великолепным, уходящим за горизонт, русским полем, плывущими по голубому небу облаками, узкую тропинку и деревья. Нежная, прозрачная тюль, откинутая в сторону, хорошо вписывается в интерьер и общую композицию. Она вышита золотыми нитями и струиться красивыми складками от каждого лёгкого дуновения ветра. На подоконнике стоит ещё один букет. Он меньше по размеру, чем два других, ведь будь он больше, то нам не открывался бы тот прекрасный, захватывающий дух вид. В верхнем левым углу стены весит портрет, обрамлённый позолоченной деревянной рамой. Прямоугольная рама повторяет форму, в которую вписан комод и ставни окон, задавая ритм через повторение форм. Этот же эффект дают три вазы с букетами. Ещё одним способом передачи динамичности работы является живой, подвижный мазок, созданный руками мастера. Несмотря на буйные мазки, от работы веет пронизывающим спокойствием. Все элементы композиции гармонично сочетаются и отлично дополняют друг друга. Работа наполнена лёгким декором, придающим работе утончённость и некий шарм. Изящные ручки и ножки комода, зеркало с тонкой, золотой каймой, узор на сиденье стула, вышивка на тюли, стеклянные вазы Жуковский прописывает достаточно тщательно, мелкими мазками, вкладывая душу в каждый предмет. Работа сразу приковывает к себе взгляд. А почему? При её подробном изучении, могу сказать, что большое значение в создании этой картины оказывает игра света. Лучи солнца врываются в окно и освящают некоторые участки комнаты. Глубокие тени грамотно подчёркивают свет. Например, тень от вышитого узора на тюли, падающая обрывистыми пятнами, придаёт раме окна некую оригинальность. Могу отметить, что игра на контрастах тоже оказывает своё влияние на восприятие. Такая игра даёт пространству объём, который дополняется глубиной живописного пейзажа. Работа написана в холодном колорите, но с участием ярких цветовых пятен, тем самым придавая работе ещё больше динамичности. Живописец воплотил в реальность жизнерадостный и безмятежный образ. Вероятно, художник тем самым передал своё внутреннее состояние и чувства, питающие к этому месту. А для наиболее точной их передачи он использовал большое количество оттенков. Ещё одной особенностью работы является интересное сочетание целых трёх жанров живописи: натюрморта, интерьера и пейзажа. Картина получилась невероятно живой, будто наполнена душой своего создателя. Мастер смог запечатлеть и невероятно точно передать своими быстрыми мазками неповторимость, прелесть того места, времени суток, момента, который он чувствовал сам. Интерьер будто цветёт. Создаётся ощущение свежести. Художник смог вдохнуть жизнь в обычные, бытовые предметы, мастерски показывая их предметность и материальность. Жуковский смог воспроизвести на холсте прекрасное сочетание живописности и реалистичности.

Эссе по картине К.С. Петрова-Водкина «Утренний натюрморт» «Прекрасное ясное летнее утро. Ещё рано, а солнце уже светит во всю. В окно одной квартирки пробился луч света и ударил, прям в лицо спящему мужчине. Мужчина немного поморщился и, ещё не продрав глаза, сел на край кровати. -Милка, Милка! – позвал мужчина, наконец, продрав глаза. В комнату вбежал пушистый ирландский сеттер и, схватив хозяйские тапки из угла, подбежал к хозяину. Мужчина надел свои домашние тапочки и ласково потрепал собаку по голове. Умывшись, мужчина вместе с собакой пошёл в столовую. -Доброе утро, Кузьма Сергеевич! – поприветствовала мужчину миловидная женщина. Это домохозяйка. -Доброе, доброе! Женщина быстро шмыгнула на кухню и вынесла поднос с завтраком. Она быстро выставила с подноса чайник, стакан на блюдце с ложечкой и два яйца. И быстрым шагом снова прошла на кухню. А Милка, как всегда уселась рядом со столом и стала наблюдать за хозяином». Судя по картине «Утренний натюрморт» утро Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина начиналось именно так. Создатель всемирно известного полотна «Купание красного коня» родился в семье сапожника 24 октября (5 ноября) 1878 г. в городе Хвалынске Саратовской губернии. Влечение к искусству у будущих художников всегда в крови, так и Кузьму в молодости восхитило создание икон, когда многие, даже не задумываются об этом. До того как поступить в класс живописи и рисования он проработал лето в судоремонтной мастерской и собирался поступить в железнодорожное училище, но провалился. Из-за кончины своего учителя художественное образование так и осталось не законченным. Но благодаря счастливому случаю и конечно же таланту будущего художника Петров-Водкин смог получить хорошое художественное образование а Петербурге. Кузьма Сергеевич и поработал на керамическом заводе, Посетил Италию и Северную Африку, был членом объединения «Мир искусства, а также был участником объединения «Четыре искусства». Кузьма также занимался литературной деятельностью – сочинял различные произведения, писал статьи. Умер Петров-Водкин 15 февраля 1939 г. Но вернёмся к картине. По всему это обычный натюрморт, привлекающий своё внимание лишь ракурсов показа предметов. Но в нём есть что-то привлекательное, притягивающие, что-то, что заставляет радоваться. Каждый предмет по-своему пылает энергией жизни, как будто все они излучают теплый невидимый свет. Часто для того, чтобы композиция смотрелась лучше, художники стараются использовать пересечение предметов и объектов на композиции. А Петров-Водкин наоборот специально обосабливает каждый объект на натюрморте и не выделяет вокруг никаким цветом, и это не портит композицию, а даже способствует слаженному их «существованию» на холсте. Каждый предмет притягивает к себе взгляд. Смотря на картину, взгляд неосознанно переходит от одного предмета к другому, описывая некую круговую траекторию. Мы встречаемся с просящим взглядом ирландского сеттера. Художник проработал такую, часто на первый взгляд незаметную деталь – глаза собаки, они как будто оценивают нам, собака думает. Предметы, освещённые утренним розовым солнцем, ведут мнимую беседу со своим хозяином, да и между собой они тоже не прочь поболтать. « -О, как же мы прекрасны и восхитительны! – лепечут цвету из своей стеклянной вазы, любуясь на своё отражение в отполированном самоварчике. -Вы зря так нагло восхваляете себя господа, - заявил стакан, булькая чаем, - Вы скоро завянете и вас выбросят. -Я соглашусь с вами стакан, но всё же жизнь сорванных цветов недолгая, пусть они хоть порадуются свой красотой, - пыхтя, проговорил самоварчик. -А, что ты скажешь ложечка, - строго спросил у своей серебряной подружки стакан. А она лишь тихонько звякнула, не найдя что сказать. Тот же вопрос стакан задал вареным яйцам, а они лишь засмеялись и перекатились на другой бок. В то время как стакан и самовар продолжали свою дискуссию, фонарик и спички тихо лежали за вазой с цветами, понимая, что пришло утро, и они теперь никому не нужны. И даже стакан со своим зорким взглядом их не замечал». С помощью этих предметов мы можем увидеть и жизнь за гранью холста. В самоваре отражается рыжий кот, как видно сидящий на коленях хозяина. А по взгляду собаки можно точно понять, что хозяин находится в комнате с этим столом. Увидев эту картину один раз, она многим запоминается на долго, из-за того, что натюрморт составлен из предметов, которые мы видим каждый день. Но больше всего она запоминается своей светлой энергией, которая даже начинает подпитывать и самого зрителя. Запечатлеть в натюрморте такую глубину мог только истинный гений и мастер своего дела. Петрову-Водкину удалось показать через предметы дух окружающий эти объекты и рассказать небольшую историю. Интересно день Кузьмы Сергеевича кончается картиной «Натюрморт с чернильницей»?

Эссе по картине «Квас», Стожаров Владимир Фёдорович Вода была прохладной и приятно охлаждала тело. Стрекозы летали над моей головой. Я вышел из воды, натянул штаны и снял с сучка рубашку. Брат сидел недалеко и кидал камушки, распугивая стрекоз. Присев рядом с ним я посмотрел на солнце и понял, что нам пора домой. Похлопав его по плечу, я указал в сторону деревни и потопал вдоль речки, брат тоже встал и быстро пошёл за мной, желая догнать. Скоро нам пришлось свернуть от реки вправо. Мы недолго шли по тропинке, и нашли небольшую поляну со свежей зелёной травой. Я устал и решил вздремнуть на полянке. Брат в это время зашел в лесок по грибы. Проснулся я примерно через час. Свет ласкал моё лицо, листья берёз шелестели и сквозь них падали солнечные лучи. Брат, держа корзинку с грибами, махал мне рукой, увидев, что я заметил его отправился дальше, а я пошёл вслед за ним. Тропинка вела через родник в деревню. Земля была теплой и сухой. Хотелось пить и есть, но пить хотелось больше, ведь с утра мы пошли гулять и возвращались только за полдень. Вскоре мы подошли к нашему домику. Из трубы шёл дымок и чувствовался запах свежего хлеба. Дверь дома была открыта и мы сразу прошли на кухню. На простом деревянном столе стояла чаша кваса, высокая, стеклянная бутыль и бочонок с водой. На столе, так же было рассыпано с пяток луковиц, и лежал горячий хлеб с ещё идущим от него паром. На деревянной стенке весели ложки и пышная веточка сушёной брусники. Бабушка прошла в комнату, и... Издалека начали доноситься звуки, цвета смазываются и вот ты уже не в деревенской избушке, а сидишь в кресле на веранде. Я протер глаза и недовольно посмотрел на того, кто нарушило мой сон. Какие-то карапузы громко спорили по поводу того кому достанется лопатка и оба готовы были расплакаться. Покачав головой, я встал и пошёл налить себе холодного чая. Жара держалась уже несколько дней, и делать ничего не хотелось. Однако… вид стола из далекого детства не желал покидать моего сознания. А может… я прошёл в мастерскую, схватил лист бумаги и карандаш и начал набрасывать рисунок. Так, так, тут луковица, а тут поставим кувшин. И вот готово. Да, так и нарисую. Вы знаете о картине Квас. Знаете? Нет. Она была написана в 1972 году. Работа была сделана маслом на холсте. В ней чувствуется тепло вложенное художником, какой то уют и спокойствие. Картина имеет сложную композицию с множеством фигур. В виде фона взята деревянная стена, сделанная из широких смолистых плах со следами сучков. На стене прибит держатель с резными ложками. Часть из них уже потемнели от времени. Рядом весит сушеная веточка рябины. Её прикрывает белое полотенце, которое соединяет вертикальную плоскость с горизонтальной. На столе стоит бочонок, его перекрывает кувшин переплетенный берестой. Перед драпировкой, чья-то заботливая рука поставила высокую бутылку зелёного стекла за грубо вырезанной чашей с квасом или густым компотом. Возле кувшина лежат два хлеба, один из которых отломан. Смотрящий прямо чувствует пар, идущий от хлеба. По столу в левой части раскиданы небольшие луковицы. «Опорой» является старый, потертый и добротный стол покрытый лаком, у которого в нескольких местах содралась краска. Работа смотрится целой и законченной, что характерно для мастера такого уровня. В ней проглядывается, какая-то простата и душевность. Выполненная в теплых тонах, она создает атмосферу теплоты. Художник явно вложил частичку души в свою работу. Без какого либо тайного смысла и символов получилась прекрасная работа. Интересно, что эта картина стала последней в его жизни. Потому понимаешь, что она имела для него поистине символическое значение, возможно связанная с его детством. Вот и готова работа. Я вытер руки, ещё раз посмотрел на холст и устало уселся в кресло. Да… работа вышла на славу. Нужно привезти её на выставку самому, или попросить. Не сильно важно. Только вот чувствую что то недоброе, вроде всё хорошо, но сердце начинает уже подводить, потому стоит побольше отдыхать и желательно сходить к врачу. Благо хоть уже скоро конец лета и становится прохладно. Посмотрев другие работы художника, я понял, что в его коллекции она уникальна. Другие написаны в другом стиле и с меньшей проработкой. Потому я и выбрал описание именно этой работы.

«ЖАН-БАТИСТ ШАРДЕН. НАТЮРМОРТ С МЕДНОЙ КАСТРЮЛЕЙ, СЫРОМ И ЯЙЦАМИ. 1730 ГОД» Одним из летних дней, сестра, приехав в гости, привезла с собою необычный подарок. Как оказалось, недавно она посетила выставку картин величайшего французского живописца, внесшего особый вклад в искусство того времени; он - один из мастерских колористов в истории живописи, работающего в области натюрморта и бытового жанра. Вдохновившись его полотнами, она ни сумела не приобрести пару репродукций, и, любезно купила также нашей семье. Весьма заинтриговав картиной и её загадочным автором, мы вместе уселись за стол, заварили крепкий ароматный каркадэ, и она тихо промолвила, что настало время очаровательного рассказа про лучшего мастера натюрморта XVIII столетия… — Пожалуй, начну с того, что Жан-Батист Симеон Шарден отличался непредсказуемым нравом и особым вкусом, и когда множество других мастеров писали торжественные или пасторально-мифологические сюжеты, популярные в ту эпоху, он сознательно избегал их и писал в своей, чувственной и простой манере, но до жути потрясающей глазу. Безусловно, первыми шагами в известность его живописи стал натюрморт, которому Шарден уделял большое внимание; и лишь с 1739 г. он добавил в круг своих сюжетов сцены быта третьего сословия и портреты. Свою чуткую, едва ли ни малейшую манеру письма по холсту, где тонкими мазками он изысканно воссоздавал различные сложные оттенки, владея в совершенстве знаниями цветовых решений, и отлично пользуясь серыми и коричневыми тонами, он умело придавал своим предметам ясность и чёткость. И благодаря одному из своих учителей, Ноэлю Куапелю, которому он помогал исполнять детали в работах, в последствие приобрёл необычайное искусство изображать неодушевленные предметы различного рода, что и привело молодого живописца к будущей известности. Вскоре, он тонко чувствовал взаимосвязь предметов, своеобразие их структуры, прекрасно детализировал и писал с таким огромным мастерством, что иногда его натюрморты принимали за картины знаменитых фламандских и голландских художников! Но, Жан-Батист для своих композиций выбирал самые обыкновенные предметы — кухонный бак для воды, старые кастрюли, овощи, глиняный кувшин, и лишь изредка в его натюрмортах можно было увидеть величественные атрибуты наук и искусств. Достоинство этих картин — не в драгоценности вещей, которую так любили голландцы, а в их одухотворенной поэтической жизни, в уравновешенности построения, создающих образ гармонии. А вот ближе к 1730 гг. Шарден обратился к жанровой живописи. Он изображал быт в полной любви, воссоздавал спокойный, размеренный уклад повседневной жизни; то в самые заурядные, но лирически возвышенные моменты, то в эпизодах, имеющих сильное нравственное значение. Его картины в этом жанре отличались простотой содержания, гармоничностью красок, мягкостью и сочностью кисти, тем самым выдвинув его из ряда современных ему художников, и укрепив за ним одно из видимых мест в истории французской живописи. — Выдохнув, завершила Евгения. — А что насчет самой картины? — с любопытством спросил отец. — Ах! Пора вам вправду взглянуть на неё... — и неспешно, нежными аккуратными движениями, вытащила из громоздкой коробки ту самую репродукцию. Недолго думая, она повернула полотнище, где перед нами представился мрачновато-серый, но ясный в очертаниях предметов натюрморт. — «Натюрморт с медной кастрюлей, сыром и яйцами» была написана в 1730 – 1735 гг. На сегодняшний день оригинал храниться в картинной галерее Маурицхёйсе, Нидерланды. При написании, Шарден отчётливо использовал свои навыки, с помощью которых сумел чрезвычайно правдоподобно передать множество качеств этой постановки и её предметов в целом. Задний план, как в общем и всё окружение, написано в любимых серо-охристых и коричневатых тонах мастера; он чётко передал плавность и глубину цвета, добавил тускловатый, но явный тёплый свет, двигающийся равномерно слева-направо, медленно перетекая в собственную холодную зеленоватую тень, а после, играет со множеством цветастых рефлексов, создавая объём в изображаемом. Предметы кропотливо подобраны в одном цветовом решение, всё построено на нюансах. Но лишь свежие, в светло-молочной скорлупе яйца, являются главным, ярко выраженным предметом в натюрморте. Шарден, отлично владеющий цветопередачей, буквально соткал белый цвет. Рядом с ними, Жан-Батист расположил немалый, твердый и круглый сыр с отрезанным лакомым куском. Сзади сыра находится большая, медная кастрюля, а правее, деревянная ступа для толчения, и чугунный старый сотейник с необычной округлой ручкой. Между ними лежат два красноватых репчатых лука, а ближе — несколько штук зеленовато-серого. Все это располагалось на прямой деревянной поверхности, продолжаемой в пространстве. Будучи гениальным мастером натюрморта, он не только превосходно передал форму предметов, стола с прямой перспективой, но и детально показал луковую шелуху, медные и рыжие переливы кастрюли, зяблую фактуру сыра и ржавчину чугунного сотейника, едва видную зрителю. Шарден настолько был увлечён своими полотнами, что прорабатывал каждую деталь, каждый изгиб ручки на кастрюле, малейшие блики на овощах и на ступке. — рассказав, но вдруг мимолетно продолжила: — На самом деле, она очаровала меня своей туманной, возможно даже загадочной атмосферой; необычайно дремучий тёплый колорит, сочные овощи и всего-навсего обыкновенная посуда быта столь поразила, и зацепила, что хочется все ближе и ближе рассматривать её и любоваться. Вообще, во всех работах Шардена присутствует свой изысканный шарм и затягивающее изображаемое, это очень впечатляет. — с кроткой улыбкой, опустив взгляд на картину, закончила свой рассказ дорогая сестра. И правда, картина как будто бы излучала некую гармонию своей статичностью и подобранным колоритом. Абсолютно, такой подарок понравился нам всем, и мы сразу же после увлекательного рассказа и приятного чаепития, отправились семьей в гостиную. Репродукция была соразмерна оригиналу, как оказалось, и потому не занимала большую площадь. Вскоре, этот самый натюрморт украшал нашу уютную гостиную, и всегда напоминал о великом художнике Жан-Батисте Шардене.

Эссе по картине «Интерьер комнаты», С. Ю. Жуковский Д-Д-ДЕРЕВНЯ. Это слово ухабисто звучало у меня в голове после дороги в село Ендроховичи. На каждой кочке оно все уверенней и уверенней вбивалось ритмом зубов в мой лексикон, сопровождаемое мелодией варгана моего попутчика. Когда наш вынужденный дуэт въехал на центральную площадь, мы были окружены пестротой местного колорита-от Петрова до Сидорова. Городские были здесь диковинкой, сродни пряникам на ярмарке, разложенным на отраду покупателям. Она стояла спереди толпы, как щенок, который лезет перед всеми, чтобы получить больше внимания. Тянулась ко мне всем свои существом, но опухшие веки с толстым слоем теней тяготили ее вниз. Наконец, собрав два направления в одно, она обратилась ко мне. Вопиюще правильные черты, ухоженность, но я сразу почувствовал увядание. Эта особа была выцветшим, облезшим макетом самой себя. Она тихонько спросила сначала бесчувственно, потом добавляя все больше и больше эмоций в свои слова: -Вы за мной? Ах да, конечно за мной-мимика и руки ее были чрезвычайно подвижны, мне даже показалось, что произнесла она все это не голосом, а языком тела. Мне пришлось ответить на обычном человеческом, что она обозналась. Женщина стала на миг словно восковой, а потом начала оттаивать догадкой, словно к фигуре этой поднесли свечу, и она понемногу плавилась в болезненную улыбку -да-да-глухо лепетала она, постукивая пальцами по принесенному мною скарбу-от ее неожиданных вертлявых движений мне стало слегка неуютно-вы снова со мною играете, вам, таким людям, даже сцена порою не нужна, но нужно признать-гордый взгляд на меня-что это получается у меня лучше. Незнакомая развернулась и, размахивая руками по широкой амплитуде, уплыла в толпу, напевая какой-то романс. В деревне я привык ко всему очень скоро, только две вещи оставались для меня удивительными: трудолюбие местных и их общинность. Думаю, и то и то порождало отсутствие досуга - село было одним большим и общим, одновременно бородатым и только что рожденным, глупым и умным, богатым и бедным, соответственно и пересуды тоже были общие. Писались они не стираемой из умов летописью сплетен. Так я, сидя на лавочке, совершенно не закаленный, окунулся в холодную воду переживаний моей незнакомки. Это была потрясающая актриса, Кэтрин (фамилию она считала пережитком) имевшая, как говорили зрители несколько лиц. Когда она выходила на сцену, все забывали в какой из реальностей находятся. Девушка раскрывала зонт, прикрываясь от воображаемого дождя, а зрители поджимали головы, чтобы не намокнуть. Во время вхождения в роль она могла говорить только мужским басом или вовсе не признавать знакомых, один раз ее застали в парке на дереве под гнетом скакавшего снизу пуделя, «ее героиня ужасно боится собак». Было у Кэтрин и много поклонников, боготворящих и одаривающих. главный обожатель ее выступлений подарил ей вишневое трюмо с тремя шкафчиками, сказав, что будет отдавать по ключу за каждую престижную награду. Первый шкаф был отворен довольно скоро и порадовал обладательницу огромным количеством милых побрякушек, второй ключ кокетливо болтался на шее Кэт уже через 3 месяца. Третий остался заперт навсегда. И вишневое трюмо переехало вместе с остальным скарбом в Ендроховичи, маня своим содержимым. Кэт, лишившись возможности выходить из образа, стала словно химерой из характеров разных людей. Без зрителя она постепенно стала сходить с ума, но продолжала поддерживать иллюзию высокой жизни. Актриса переливала обыкновенные дешевые духи в баночки из-под французских, а потом изредка брызгала ими шею и запястья. В комнате ее всегда стояли букеты от тайных обожателей. Хотя все видели, как сама Кэтрин или деревенские дети собирают их в поле. Ее старый инструмент хрипел, надрывал горло, сопротивляясь продолжать актерскую жизнь. Но она упорно учила местного подыгрывать ей на рояле, с каждым его промахом стискивая зубы и прося его послушать снова. А иногда она решала, что пора грянуть концерту. Женщина раздавала всем розовые билетики из дорогой материи. Местные недоумевали, где она их берет, пока не увидели в полуоткрытой двери спальни изрезанную фетровую шляпу, разделившую с ней быт после ухода со сцены. Я зажимаю в руках билет. Деревенские неуверенно топчутся у входа. Вдруг взметаются занавески и выбегает Кэтрин, энергично прося всю угловатую толпу следовать за ней, я снова замечаю, что, когда она говорит, задействован весь ее облик, так, что понять сможет даже глухой. Деревенские проходят и чинно садятся, потому что они уже ученые, «в театре рот разевать не будут», лишь маленький мальчик выказал свой восторг пару раз присвистнув. Я готов был его разделить – она любовно воссоздала атмосферу комфорта и роскоши посреди амбаров и халуп. Интерьер точно повторял картину, висящую на стене, возможно так было обставлено у нее на старых квартирах- мебель тонкая, но не помпезная, а игривая. Повсеместно встречаются теплые оттенки на фоне холодных обоев. В вазонах стояли неизменные букеты. Она играла с жаром, с горячкой, так что у всех на глазах выступили слезы и сквозь эту игру видна она, молодая девушка, а не выцветшая, как старый попугай актриса, и в этот миг, я подумал, что можно ее спасти. Хотел поймать за руку после выступления, но она холодно сказала всем собравшимся -Спектакль окончен. Прошу выйти Оглядываясь, я увидел, как она, сгорбившись на стуле, не мигая смотрит на третий ящик вишневого трюмо.

ЖАН БАТИСТ СИМЕОН ШАРДЕН. НАТЮРМОРТ С МЕДНОЙ КАСТРЮЛЕЙ, СЫРОМ И ЯЙЦАМИ. Весь путь человеческой эволюции нас окружают вещи – предметы, не нуждающиеся в воздухе, не окисляющие бурные потоки в кровеносных сосудах кислородом; предметы, которые не считаются одушевленными. Камни, яблоки или книги – различия лишь в области использования и создания. Но предметы – не жизнь, а лишь следствие ее или способы выжить. И на протяжении всего пути человеческой эволюции, нужды, требующие определенные вещи, конечно же, несколько видоизменялись, обрастали подробностями, ответвлениями. Для начала людей устраивали элементарные орудия труда, следом понадобилась лепка посуды, выплавка ложек, а теперь уже заливание смесей в формы определенных деталей механизма, создающего что угодно. Слежение за изменением предметов быта людей также важно для понимания истории и развития, как и расшифровка древних символов, так как и то и другое относятся к культуре народов, некогда живущих. И так как все скелеты не откопать, и всего не сохранить, то любой способ запечатления особенностей развития очень важен. Наверное, именно потому в изобразительном искусстве далеко не последнее место занимает натюрморт, что в переводе с французского буквально означает «мертвая природа». Натюрморт – это один из жанров живописи, направленный на изображение различных предметов быта, что идеально подходит для того, о чем я говорю выше. Натюрморты не просто изображают какие-либо предметы, красиво расположенные и написанные, они могут помочь заглянуть в эпоху создания работы, в душу живописца не хуже автопортретов, интерьеров или других жанровых работ. Ранние элементы натюрморта известны еще со времен Древнего Египта. Так древние египтяне изображали свои подношения богам. Их не интересовала реалистичность подношений, важно было лишь то, узнаются ли они. Таким образом, художники обозначали, что определенные предметы или продукты были, просто существовали. Они будто отчитывались перед потомками. Следующими, конечно, были древние греки и римляне, уже старавшиеся передать элементарные тени на своих мозаиках, использовавшихся в украшении ниш. Творцы вкладывали душу и сами наверняка наслаждались процессом написания таких «небольших» работ. В становлении жанра, как самостоятельного во многом помог расцвет иллюстраций к Библии, в которых такие художники как Питер Артсен, Микеланджело Меризи да Караваджо или Ян Ван Эйк использовали изображение предметов, цветов или продуктов как части композиций. Натюрморт всегда считали малозначительным жанром живописи. В нем нет драмы, сюжета, не всегда есть даже смысл. Но со времен шестнадцатых-семнадцатых веков у натюрмортов появилась действительная, пленительная красота, эстетичность, что-то, привлекающее взор не как элемент украшения кухонной утвари, а как самостоятельная работа. В «возвышении» жанра участвовали художники, которые все как один рисовали отточенные работы малых форматов и на «малые» темы; творцы, не принадлежавшие единой школе, но каким-то немым согласием, будто путами связанные несколькими правилами – малые голландцы. Живописцы золотого века Голландии, поднимавшие не только культуру недавно ставшего полностью самостоятельным государство – Нидерланды, - но и «низшие» жанры: бытовой, пейзаж и натюрморт. Этими творцами, мастерами своего дела, кои, несмотря на большое количество, уживались, подобно ампулам с соком в дольках цитрусового, восхищался, учился и именно их традиции, и немой договор перенял французский художник восемнадцатого века – Жан Батист Симеон Шарден. Именно о нем, вместе с одним из его рядовых, но полно отражающим особенности автора натюрмортом, – «Натюрморт с медной кастрюлей, сыром и яйцами» – вот о чем я и хотела бы поговорить. Во Франции восемнадцатого века параллельно, нога в ногу шли два влиятельных направления живописи – пережиток барокко – рококо, а также направление, преследовавшее человечество всегда, но проявившее себя как самостоятельное только сейчас, – реализм. И работа «Натюрморт с медной кастрюлей, сыром и яйцами» была написана под воздействием идеалов реализма и личностных особенностей, а также мировоззрения самого Шардена, по совместительству основоположника направления «реализм». В центре полотна изображены обыкновенная кастрюля из меди, примерно две трети головки твердого сыра, несколько яиц, лук, деревянная и металлическая ступки с пестиками. Ничего необычного как на первый, так и на второй и на третий взгляд. Недорогие и неизысканные предметы и продукты, встречавшиеся практически в каждом доме представителя третьего сословия, жизнь которых так любил писать Жан Батист. Здесь нет роскошных блюд и пышных цветов, нет цитрусовых с нежно срезанными с них кожурками – нет, все это для голландцев. Для элегантных, изящных и нарядных натюрмортов малых голландцев. Шардена интересует не вся эта ослепительная красота, его завлекает простота и душевная наполненность быта бедных простолюдинов. Такой выбор «персонажей» композиции навлекает на мысль о том, что художник мог просто взять предметы с кухни и, поместив в аккуратной и продуманной композиции, зарисовать. Но все ж, смотря на данное полотно, язык не поворачивается назвать его самым типичным для эпохи предшествующей. Его даже нельзя спутать с натюрмортами голландских мастеров, если учитывать незнание об особенностях выбора элементов для композиции, о которых я говорила выше. Это полотно выглядит настолько полно и законченно, настолько оно детально прописано, чего стоит эта медная кастрюля с робкими бликами и отблесками, но светящаяся, отражающая будто само тепло. Настолько же тонко передана материальность: хрупкая скорлупка нежно белесых яиц, твердоватая корка подсохшего сыра, поблекший цвет лука, как символ еще чего-то, бывшего живым, но увядающим, дабы оправдать название жанра. И медь, дерево, железо. Предметы из этих материалов стоят в ряд, что дает возможность их в буквальном смысле сравнить. Все написано настолько по-разному и что, если не это фантастично? Но возвращаясь к работе, хочется отметить важнейшую из особенностей французского живописца – колорит. Не зря основателя реализма зовут величайшим колористом, так как буквально все его работы, учитывая и эту, располагаются в таком цветовом диапазоне, что глаз неосознанно радуется. Это еще одно отличие французского мастера от голландских. Цвета приземлены, так же просты, как и сами предметы, но далеко не примитивны. Нет, Жан Батист Симеон Шарден пишет очень легкими лессировками, переводя один цвет в другой, создавая сложные оттенки, множество мелких мазков, сливающихся в одно целое и придавая работе поистине реалистичный, приятный глазу вид. А главное, ничего не мешает смотреть на главных «героев». Что-то подсказывает мне, что здесь есть место и «кьяроскуро» – излюбленной технике мастера барокко Караваджо, техники «всплывания» главных предметов или героев из тьмы с помощь света. Это ощущение создается потому, что фон совершенно нейтрален, подходит к колориту и не привлекает лишнего взора на него, растворяясь далее в размытом пространстве комнаты. И на таком фоне цветут светлые силуэты предметов кухонной утвари. И пусть здесь нет позолоты, тканей и того, что считают признаками дорогой жизни, это все по-своему роскошно и велико. Я считаю, что натюрморты это что-то личное. Это способ передачи не просто красивых вещей в нашей жизни или даже передача памяти. Не только. Жан Батист Симеон Шарден всю творческую жизнь посвятил простым вещам, обыкновенным, работящим и честным людям, вроде кухарок, прачек или детей. Много времени он посветил, оттачивая свои навыки сочетания цветов в колорите, скрупулезной работе с деталями. И смотря на плоды его вечной оголенной искренности, постоянной учебы, видны не натюрморты – видна душа. Не знаю, действительно ли хотел художник, чтобы и мы не только поняли, но еще и полюбили всю скромность простой, естественной жизни без излишеств, но у него точно получилось сделать это.